Неточные совпадения
Всякий
дом есть не что иное, как поселенная единица, имеющая своего командира и своего шпиона (на шпионе он особенно настаивал) и принадлежащая к
десятку, носящему название взвода.
Грустно вспоминался маленький городок, прикрепленный к земле
десятком церквей, теплый, ласковый
дом Денисова, умный красавец Фроленков.
— Вот и Отрадное видать, — сказал кучер, показывая кнутовищем вдаль, на холм: там, прижимаясь к небольшой березовой роще, возвышался желтый
дом с колоннами, — таких
домов Самгин видел не менее
десятка вокруг Москвы, о
десятках таких
домов читал.
«Это безумие и трусость — стрелять из пушек, разрушать
дома, город. Сотни тысяч людей не ответственны за действия
десятков».
Уже собралось
десятка полтора зрителей — мужчин и женщин; из ворот и дверей
домов выскакивали и осторожно подходили любопытные обыватели. На подножке пролетки сидел молодой, белобрысый извозчик и жалобно, высоким голосом, говорил, запинаясь...
Клим смотрел на каменные
дома, построенные Варавкой за двадцать пять лет, таких
домов было
десятка три, в старом, деревянном городе они выступали резко, как заплаты на изношенном кафтане, и казалось, что они только уродуют своеобразно красивый городок, обиталище чистенького и влюбленного в прошлое историка Козлова.
События в
доме, отвлекая Клима от усвоения школьной науки, не так сильно волновали его, как тревожила гимназия, где он не находил себе достойного места. Он различал в классе три группы:
десяток мальчиков, которые и учились и вели себя образцово; затем злых и неугомонных шалунов, среди них некоторые, как Дронов, учились тоже отлично; третья группа слагалась из бедненьких, худосочных мальчиков, запуганных и робких, из неудачников, осмеянных всем классом. Дронов говорил Климу...
За окном тяжко двигался крестный ход: обыватели города, во главе с духовенством всех церквей, шли за город, в поле — провожать икону Богородицы в далекий монастырь, где она пребывала и откуда ее приносили ежегодно в субботу на пасхальной неделе «гостить», по очереди, во всех церквах города, а из церквей, торопливо и не очень «благолепно», носили по всем
домам каждого прихода, собирая с «жильцов»
десятки тысяч священной дани в пользу монастыря.
Дома он расслабленно свалился на диван. Варвара куда-то ушла, в комнатах было напряженно тихо, а в голове гудели
десятки голосов. Самгин пытался вспомнить слова своей речи, но память не подсказывала их. Однако он помнил, что кричал не своим голосом и не свои слова.
А пока глупая надежда слепо шепчет: «Не отчаивайся, не бойся ее суровости: она молода; если бы кто-нибудь и успел предупредить тебя, то разве недавно, чувство не могло упрочиться здесь, в
доме, под
десятками наблюдающих за ней глаз, при этих наростах предрассудков, страхов, старой бабушкиной морали. Погоди, ты вытеснишь впечатление, и тогда…» и т. д. — до тех пор недуг не пройдет!
Мой идеал поставлен твердо: несколько
десятков десятин земли (и только несколько
десятков, потому что у меня не остается уже почти ничего от наследства); затем полный, полнейший разрыв со светом и с карьерой; сельский
дом, семья и сам — пахарь или вроде того.
В окружном же суде он служил со времени открытия судов и очень гордился тем, что он привел к присяге несколько
десятков тысяч человек, и что в своих преклонных годах он продолжал трудиться на благо церкви, отечества и семьи, которой он оставит, кроме
дома, капитал не менее тридцати тысяч в процентных бумагах.
От господского
дома до завода было рукой подать, — стоило только пройти небольшую площадь, на которой ютилось до
десятка деревянных лавок.
Какой-то дикий разгул овладел всеми: на целые
десятки верст дорога устилается красным сукном, чтобы только проехать по ней пьяной компании на бешеных тройках; лошадей не только поят, но даже моют шампанским; бесчисленные гости располагаются как у себя
дома, и их угощают целым гаремом из крепостных красавиц.
А между тем он иногда в
доме же, аль хоть на дворе, или на улице, случалось, останавливался, задумывался и стоял так по
десятку даже минут.
В следующую ночь
дом Белосельских был тоже окружен мушкетерами и пожарными, и в надворных строениях была задержана разбойничья шайка, переселившаяся из
дома Гурьева. Была найдена и простыня, в которой форейтор изображал «белую даму». В числе арестованных оказалось с
десяток поротых клиентов квартального.
За
десятки лет после левачевской перестройки снова грязь и густые нечистоты образовали пробку в повороте канала под Китайским проездом, около Малого театра. Во время войны наводнение было так сильно, что залило нижние жилые этажи
домов и торговые заведения, но никаких мер сонная хозяйка столицы — городская дума не принимала.
Многие
десятки лет над крыльцом его — не подъездом, как в соседних
домах, а деревянным, самым захолустным крыльцом с четырьмя ступеньками и деревянными перильцами — тускнела вывесочка: «Трактир С. С. Щербакова».
Братья Стрельцовы — люди почти «в миллионах», московские домовладельцы, староверы, кажется, по Преображенскому толку, вся жизнь их была как на ладони: каждый шаг их был известен и виден
десятки лет. Они оба — холостяки, жили в своем уютном
доме вместе с племянницей, которая была все для них: и управляющей всем хозяйством, и кухаркой, и горничной.
В прежние годы Охотный ряд был застроен с одной стороны старинными
домами, а с другой — длинным одноэтажным зданием под одной крышей, несмотря на то, что оно принадлежало
десяткам владельцев. Из всех этих зданий только два
дома были жилыми:
дом, где гостиница «Континенталь», да стоящий рядом с ним трактир Егорова, знаменитый своими блинами. Остальное все лавки, вплоть до Тверской.
Отдельные сцены производили потрясающее впечатление. Горело
десятками лет нажитое добро, горело благосостояние нескольких тысяч семей. И тут же рядом происходили те комедии, когда люди теряют от паники голову. Так, Харитон Артемьич бегал около своего горевшего
дома с кипой газетной бумаги в руках — единственное, что он успел захватить.
Я чувствовал себя чужим в
доме, и вся эта жизнь возбуждала меня
десятками уколов, настраивая подозрительно, заставляя присматриваться ко всему с напряженным вниманием.
Иногда в таком
доме обитает какой-нибудь солдат, занимающийся починкою старой обуви, и солдатка, ходящая на повой. Платит им жалованье какой-то опекун, и живут они так
десятки лет, сами не задавая себе никакого вопроса о судьбах обитаемого ими
дома. Сидят в укромной теплой каморке, а по хоромам ветер свищет, да бегают рослые крысы и бархатные мышки.
Десятки раз он воображал себе все, что он скажет сначала в
доме, а потом в полиции, и каждый раз у него выходило по-иному.
— И тем более, — сказал Лихонин, пропуская вперед приват-доцента, — тем более что этот
дом хранит в себе столько исторических преданий. Товарищи!
Десятки студенческих поколений смотрят на нас с высоты этих вешалок, и, кроме того, в силу обычного права, дети и учащиеся здесь платят половину, как в паноптикуме. Не так ли, гражданин Симеон?
Дома Арефья ждали; увидали, что лошадь пришла одна, дали знать старосте, подняли тревогу, и мужиков с
десяток поехали отыскивать Арефья.
— Да, — говорит один из них, — нынче надо держать ухо востро! Нынче чуть ты отвернулся, ан у тебя тысяча, а пожалуй, и целый
десяток из кармана вылетел. Вы Маркова-то Александра знавали? Вот что у Бакулина в магазине в приказчиках служил? Бывало, все Сашка да Сашка! Сашка, сбегай туда! Сашка, рыло вымой! А теперь, смотри, какой
дом на Волхонке взбодрил! Вот ты и думай с ними!
Громадный узкий пруд был сдавлен в живописных крутых берегах; под плотиной курилось до
десятка больших труб и две доменных печи; на берегу пруда тянулась заповедная кедровая роща, примыкавшая к большому господскому
дому, походившему на дворец.
Маленький
дом на окраине слободки будил внимание людей; стены его уже щупали
десятки подозрительных взглядов. Над ним беспокойно реяли пестрые крылья молвы, — люди старались спугнуть, обнаружить что-то, притаившееся за стенами
дома над оврагом. По ночам заглядывали в окна, иногда кто-то стучал в стекло и быстро, пугливо убегал прочь.
Я очень хорошо понимаю, что среди этих отлично возделанных полей речь идет совсем не о распределении богатств, а исключительно о накоплении их; что эти поля, луга и выбеленные жилища принадлежат таким же толстосумам-буржуа, каким в городах принадлежат
дома и лавки, и что за каждым из этих толстосумов стоят
десятки кнехтов 19, в пользу которых выпадает очень ограниченная часть этого красивого довольства.
На его красивом, с колоннами
доме у Москворецкого моста, рядом с огромной вывеской, украшенной гербом и
десятком медалей с разных выставок, появилась другая вывеска: «Русский курьер» — ежедневная газета».
Эти строки единственные остались у меня в памяти из газеты, которая мозолила мне глаза
десятки лет в Москве во всех трактирах, ресторанах, конторах и магазинах. В
доме Чебышева, на Большой Бронной, постоянном обиталище малоимущих студентов Московского университета, действительно оказались двое студентов Андреевых, над которыми побалагурили товарищи, и этим все и окончилось.
По долине этой тянулась главная улица города, на которой красовалось
десятка полтора каменных
домов, а в конце ее грозно выглядывал острог с толстыми железными решетками в окнах и с стоявшими в нескольких местах часовыми.
Вышли в сад. На узкой полосе земли, между двух
домов, стояло
десятка полтора старых лип, могучие стволы были покрыты зеленой ватой лишаев, черные голые сучья торчали мертво. И ни одного вороньего гнезда среди них. Деревья — точно памятники на кладбище. Кроме этих лип, в саду ничего не было, ни куста, ни травы; земля на дорожках плотно утоптана и черна, точно чугунная; там, где из-под жухлой прошлогодней листвы видны ее лысины, она тоже подернута плесенью, как стоячая вода ряской.
На рельсах вдали показался какой-то круг и покатился, и стал вырастать, приближаться, железо зазвенело и заговорило под ногами, и скоро перед платформой пролетел целый поезд… Завизжал, остановился, открылись затворки — и несколько
десятков людей торопливо прошли мимо наших лозищан. Потом они вошли в вагон, заняли пустые места, и поезд сразу опять кинулся со всех ног и полетел так, что только мелькали окна
домов…
Выйдя из ворот, он видит: впереди,
домов за
десяток, на пустынной улице стоят две женщины, одна — с вёдрами воды на плечах, другая — с узлом подмышкой; поравнявшись с ними, он слышит их мирную беседу: баба с вёдрами, изгибая шею, переводит коромысло с плеча на плечо и, вздохнув, говорит...
И начинало мне представляться, что годы и
десятки лет будет тянуться этот ненастный вечер, будет тянуться вплоть до моей смерти, и так же будет реветь за окнами ветер, так же тускло будет гореть лампа под убогим зеленым абажуром, так же тревожно буду ходить я взад и вперед по моей комнате, так же будет сидеть около печки молчаливый, сосредоточенный Ярмола — странное, чуждое мне существо, равнодушное ко всему на свете: и к тому, что у него
дома в семье есть нечего, и к бушеванию ветра, и к моей неопределенной, разъедающей тоске.
В числе этих ненужностей купила она
десятка четыре модных книг; между ними попались две-три английские, также переехавшие в деревню, несмотря на то, что не только в
доме Негрова, но на четыре географические мили кругом никто не знал по-английски.
Чтобы окончательно вылечить свою подругу, Феня однажды рассказала ей целую историю о том, как Алешка таращил глаза на дочь заводского бухгалтера, и ссылалась на
десятки свидетелей. Но Нюша только улыбалась печальной улыбкой и недоверчиво покачивала головой. Теперь Феня была желанной гостьей в брагинском
доме, и Татьяна Власьевна сильно ухаживала за ней, тем более что Зотушка все лето прожил в господском
доме под крылышком у Федосьи Ниловны.
Маланья была свой человек в
доме, потому что жила в нем четвертый
десяток; такая прислуга встречается в хороших раскольничьих семьях, где вообще к прислуге относятся особенно гуманно, хотя по внешнему виду и строго.
Так в самое непродолжительное время, всего в месяц какой-нибудь, разорился и опустел
дом, полный когда-то как чаша и возбуждавший зависть самых зажиточных, хозяйственных мужиков околотка! Так пошло прахом и рассеялось хозяйство, сооруженное в продолжение многих
десятков лет неусыпными трудами заботливого, честного рыбака Глеба Савинова!
Старые рёбра выпячивались всё более, как будто грязь, накопленная в его внутренностях за
десятки лет, распирала
дом и он уже не мог сдерживать её.
Нет, уж я теперь
дома буду; я неробкого
десятку.
В думе, у губернатора, у архиерея, всюду в
домах много лет говорили о том, что у нас в городе нет хорошей и дешевой воды и что необходимо занять у казны двести тысяч на водопровод; очень богатые люди, которых у нас в городе можно было насчитать
десятка три и которые, случалось, проигрывали в карты целые имения, тоже пили дурную воду и всю жизнь говорили с азартом о займе — и я не понимал этого; мне казалось, было бы проще взять и выложить эти двести тысяч из своего кармана.
Нужно одурять себя водкой, картами, сплетнями, надо подличать, ханжить или
десятки лет чертить и чертить, чтобы не замечать всего ужаса, который прячется в этих
домах.
Если вы удивитесь, что такой-то ничего не имел несколько лет назад и был беден, как церковная мышь, а теперь ворочает
десятками тысяч собственного капитала, имеет несколько
домов в Перми или в Екатеринбурге, вам совершенно серьезно ответят стереотипной фразой: «Да ведь он служил в караване…» Дальнейших пояснений не требуется все равно как для человека, побывавшего в Калифорнии, сопричисленного к интендантскому ведомству или ограбившего какой-нибудь банк.
Васса. А вдруг — жалею? А? Эх ты… Когда муженек мой все пароходы, пристани,
дома, все хозяйство — в одну ночь проиграл в карты, — я обрадовалась! Да, верь не верь, — обрадовалась. Он, поставив на карту последний перстень, — воротил весь проигрыш, да еще с лишком… А потом, ты знаешь, начал он безобразно кутить, и вот я полтора
десятка лет везу этот воз, огромное хозяйство наше, детей ради, — везу. Какую силу истратила я! А дети… вся моя надежда, и оправдание мое — внук.
— Да человек
десяток есть!.. зато уж мы, как ворвались в
дом, всех покрошили, кроме господ… да этим суждено умереть не молодецкой смертью…
Дом Григорьевых с постоянно запертыми воротами и калиткою на задвижке находился за Москвой-рекой на Малой Полянке, в нескольких
десятках саженей от церкви Спаса в Наливках.
Свои я записывал в отдельную желтую тетрадку, и их набралось уже до трех
десятков. Вероятно, заметив наше взаимное влечение, Григорьевы стали поговаривать, как бы было хорошо, если бы, отойдя к Новому году от Погодина, я упросил отца поместить меня в их
доме вместе с Аполлоном, причем они согласились бы на самое умеренное вознаграждение.